О некоторых последствиях навязывания политики толерантности в социальной среде гномов

– Скоро придут! Быстрее собирай камеру.

Людвиг всматривался во тьму, он еле различал проход между домами, из которого вот-вот должна появиться процессия гномов. Не простая процессия, а свадебная. Часто ли люди видели женщин-гномов? Да ни разу! А теперь есть возможность не просто увидеть, ещё и сделать снимок. Такой шанс давался только раз в жизни. Вдалеке засветились факелы.
– Идут! – Волнуясь, он мял в руке коробку спичек. – Главное чтобы магний загорелся.

– А ты подумал о том, как потом удирать будем? – Элвер покосился на треногу с громоздким аппаратом.

– Не дрейфь! Проблемы будем решать по мере появления.

– Ага, у нас всегда так. Вот как дадут тебе топором по башке, тогда и решишь.

– Слушай, заткнись-ка ты лучше. Они уже близко. – Людвиг подскочил к камере и начал настраивать объектив, ориентируясь на свет факелов.

– Хрен с ней, с камерой, – добавил он. – Фотаем, хватаем пластину и бежим. Ноги у этих гномов коротки, чтобы нас догонять.

А процессия тем временем приближалась. При свете факелов суровые бородатые лица выглядели особенно грозно.
– Чёрт побери, у них свадьба или похороны? – прошептал Людвиг.
Позади отряда бородачей ехала повозка, на которой Людвиг увидел…

–Тьфу, Элвер. Эта фигня уже и до них докатилась.

– Что? – Элвер вытянул шею из-за угла и присмотрелся. На повозке стояли два гнома и держались за руки. Оба в доспехах, которые они, похоже, никогда не снимали. Оба угрюмые и бородатые. И оба мужского пола.

– Ну что, как думаешь, много дадут денег за фото гномиков-гомиков? – Людвиг приготовился поджечь магниевую вспышку.

– Нет, Людвиг. Это не вариант. Это гадость, которую никакая газета не купит, а гномы не успокоятся, пока нам яйца не отрежут.

– Ещё как купят. Ты забыл про славную страну Толерастию.

Процессия поравнялась с их переулком. Магний зашипел, освещая гномов белым светом. Те на секунду замерли, а потом оскалились и привычно схватились за топоры.
– Всё, бежим! – Людвиг выдернул пластину из аппарата, и они устремились во тьму переулка. Позади слышался треск разрушаемой камеры и топот преследователей.


***

Гномий король Гримли Пятый пребывал в ярости. Он топал короткими ножками, пинал попадающуюся на пути мебель и плевался.

– Тьфу! Идиоты! Дебилы! – Его величество ещё раз поднёс к глазам газетный листок, на котором крупными буквами было выведено:

«Сенсация! В королевстве Традикум зарегистрирован первый однополый брак гномов».

Под заголовком располагался четкий снимок: на повозке стояли два посвященца и сурово щурились.
– Тьфу! – Гримли разорвал газету, кинул на пол обрывки и потоптался по ним. – Скажите-ка теперь, кому мне объявить войну?! Традикуму?! Или, может, Толерастии? Ведь именно в Толерастии издана газета, в которой опубликован снимок.

– Объявим и тем и другим, – пробасил маршал Злыдри, – у нас есть отличный повод.

– Башка тупая! – возопил министр иностранных дел Догври, – мы только недавно наладили с людьми торговые связи, согласовали границы. И теперь, из-за этого снимка – всё кроту под хвост!

– Снимка? Они засняли обряд патриотического боевого братания и осквернили его, назвав обрядом мужеложства, а ты мне про какие-то торговые связи, – огрызнулся Злыдри.

– А ещё Толерастия обещала наложить на Традикум, и на нас заодно, сакции, – добавил казначей Денгли. – За то, что мы запрещаем однополые браки.

– Да как они посмели! – Король Гримли воинственно задрал бороду и затряс маленьким кулачком. – Совсем обнаглели, гады!

– Толерастия покупает восемьдесят процентов нашего золота и даёт нам кучу кредитов, – пропищал Денгли. – Мы от них зависим. А теперь, увидев этот снимок, они, возможно, не будут вводить сакции. Предлагаю ни с кем не воевать. Тем более, война – это дорого.

– Как это не воевать! – Гримли Пятый возмущенно вскинул брови. – Ты, давай, завязывай со своими либеральными замашками! Ещё как будем воевать! Сакциями нас пугать вздумали, гомики поганые! Точите топоры, готовьте порох! Мы объявляем войну. Обеим странам!

Министры покинули тронный зал, а король всё продолжал сыпать проклятиями. Его голос, усиленный эхом, ещё долго гремел среди залов и пещер. Особенно громкие ругательства раздались, когда до Гримли Пятого дошло, что они продавали золото, а потом ещё и брали кредиты. Он не понял, что именно, но что-то в такой экономике королю сильно не понравилось. Он хотел снова вызвать Денгли, но передумал. Проблема и так скоро будет решена.
- Ну берегитесь, задницы проклятые!





***

Если хочешь сказать про фотографа Людвига, скажи, что он жестко попал. В шахте было душно. Хотелось пить, есть и спать. Но приходилось работать. Людвиг весь покрылся потом, но продолжал махать киркой, с опаской поглядывая на злобного гнома-надзирателя. Рядом, с таким видом, будто у него не кирка в руке, а пилочка для ногтей, стоял житель Толерастии Юми Сладкий. Людвиг скривился, взглянув на него. Угораздила же судьба попасть в одну штольню с этим тощим педиком (и если бы только в одну штольню).

– Ты представляяяяешь, – как всегда кривляясь, сказал Юми, – они даже работать нас не заставляют, как вааас, жителей Традикума.

– Ну и радуйся, – пробубнил Людвиг.

– Это же дискриминация, нарушение прав! – Юми повернулся к надзирателю. – Эй, противный, принеси мне водички! Да быстрее!

Людвиг получил бы за такое плетей пять, не меньше, но сейчас гном только сплюнул и отвернулся.

– Ну и не надо, – обиженно прочирикал Юми, затем несколько раз ковырнул грунт киркой, – всё, я устал.
Людвиг тоже захотел сплюнуть, но слюны не было.

«А ведь махать киркой даже лучше», – он с содроганием подумал о предстоящем вечере. После работы их разведут по камерам. Людвиг не знал, за что ему такое наказание – сидеть в одной камере вместе с Юми.
«Почему я не послушал Элвера? Интересно, где он сейчас? Жив ли вообще?»
Затем Людвиг мысленно проклял тот идиотский снимок, который привёл к войне и к позорному рабству.


Вечером за ужином Людвиг поедал порцию каких-то соплей. Юми сидел с ним рядом.
«Никуда не деться от этого ублюдка!»


– Представляешь, у них и правда есть женщины. И они не такие противные, как наши.

– Что?

Юми приблизился к Людвигу и зашептал:

– Сегодня в камере я тебе кое-что покажу.

– А по зубам не боишься получить?

– Эй! Фу таким быть, Людвиг! Я только хочу помочь тебе. Ведь ты так сильно хотел её увидеть.

Людвиг с изумлением смотрел на плакат. Он прекрасно видел её, несмотря на полутьму, царящую в камере. Она была в ширину примерно такая же, как и в высоту. Глубокое декольте демонстрировало пышную грудь. Кривые ножки слегка прикрывала короткая юбка. Широкое румяное лицо украшал тройной подбородок, а щёки отливали синевой от тщательного бритья. Маленькие глазки светились желанием (или просто это казалось Людвигу, у которого уже давно не было женщины).

– Не правда ли, она милашка! – воскликнул Юми. – Она очаровательна, в ней есть что-то от обоих полов. Ох, Людвиг, это же просто символ гендерного равенства.

– Чего? Я не понимаю твоих гомосячих словечек.

Людвиг ещё раз посмотрел на женщину-гнома и засмеялся. Наконец-то его мечта сбылась. Гномихи действительно существуют. Правда, теперь понятно, почему гномы их прячут от глаз людских.

И тут его внезапно осенило. В голове возник план. Впервые за несколько месяцев, проведённые в подземелье, замаячила надежда. Он выхватил плакат у Юми и повесил его на стену. Он посмотрел в угол, где в тайнике, укрытый от глаз надзирателей, лежал маленький молоток. Людвиг нашёл его в одной из штолен и припрятал. Где-то за стеной проходит канал для стоков. Людвиг часто слышал шум воды (хотя, вряд ли это была просто вода). Он будет стучать этим молотком, потихоньку отбивая от стены кусочек за кусочком, прикрывая последствия работы плакатом. Пройдут годы, и Людвиг получит свою свободу.
Правда, оставалась ещё одна проблема. Людвиг покосился на Юми. Чертовски серьёзная проблема.