Часы

Гроб с покойником стоял на большом обеденном столе в столовой. Комнату наводняли плакальщицы с распущенными волосами и нарочно искаженными лицами. Они кричали, вопили, кривлялись и громко заливались плачевными причетами, то заводили тихим плаксивым голосом, то вдруг умолкали и потом заводили снова. По сторонам гроба горели четыре свечи, на подоконниках стояли плошки с водой.
Андрей Иванович Пыжиков подошел, как того требовал обычай, и наклонился над телом, чтобы в последний раз проститься с почившим своим другом, Петром Сергеевичем Чижиковым.
Сложенные на груди руки покойного были в белых перчатках, на которых запеклась кровь от следов небрежного вскрытия. Андрей Иванович, пересилив себя, коснулся дрожащими губами холодного лба и отшатнулся.
Могильная чернота на людях вокруг, глубокая тишина, прерываемая завываниями, зловещий свет от свечей, бледные лица – все вместе представляло глубоко унылое, потрясающее зрелище.
С Пыжиковым случился приступ паники и удушья. Он, шатаясь, поспешил покинуть дом старинного своего приятеля. Выйдя на улицу, с треском рванул ворот и глубоко вдохнул по-ноябрьски холодный сырой воздух. До последнего сего момента извещение о похоронах он считал лишь неудачной мрачной шуткой, к каковым Петр Сергеевич имел необъяснимое пристрастие. Сейчас же Андрей Иванович испытывал ужас, отвращение, непонимание, скорбь, жалость и опустошение одновременно. Мысль об утрате никак не хотела умещаться в его голове.
Словно в горячечном бреду, сам не помня как, Пыжиков очутился в кабаке и при-казал подать водки. Выкушав почти целый графин, он засобирался домой. Нетвердым шагом, теряясь в сумерках, в шинели нараспашку, Андрей Иванович добрался было до квартиры, как вдруг столкнулся с прохожим. Невнятно пробормотав слова извинения, наш герой скрылся в темноте подъезда.
Уже дома, раздеваясь, он по привычке опустил руку в карман жилета. Карман был пуст! проверив остальные карманы, Пыжиков так и не обнаружил пропажи. Огорченно рухнув на стул, он сокрушенно пояснил стоявшему рядом слуге:
- Сперли… Сперли, суки.
- Что сперли-с, барин?
- Брегет. Золотой брегет сперли.
- Может, обронили-с? Или где за подкладку завалили-с?
- Обронили-с, - передразнил Андрей Иванович старика Тихона. – Ступай вон.
После чего Пыжиков поднялся, махнул рукой и ушел к себе, хлопнув дверью. Расстройство от потери любимых часов вытеснило все переживания по поводу смерти дражайшего Петра Сергеевича, завладев всем естеством Пыжикова.
Весь следующий день он лихорадочно обыскивал квартиру, вдруг и впрямь завалились куда, прошел улицей до кабака, где пил вчера, заглянул в кабак – безрезультатно. Идти со своей проблемой в дом покойного Петра Сергеевича в самый день похорон он уже не отважился. Даже послеобеденный отдых его был заполнен лишь грезами о потерянном брегете.
Вечером начался дождь, дул холодный ветер. Барометр упал на целый дюйм. Непогода усиливалась. Сильные порывы ветра сотрясали окна и кровли, стекла звенели от крупных дождевых капель. Тихон беспокоился. Андрей Иванович бредил брегетом.
С рассветом слуга разбудил Пыжикова: в городе началось наводнение. Вода сильно волновалась и уже начинала захлестывать набережную. Фонтанка высоко поднимала пенистые волны и с ужасным шумом и брызгами разбивала их о берега. Нева уже затопила Адмиралтейскую сторону, невообразимое пространство казалось кипящей пучиной. Множество деревянных построек уже не могли противостоять стихии и с треском обрушились.
- Надо спасаться, барин! Пока не поздно!
- Чушь. Подумаешь, очередное наводнение, эка невидаль. Закрой все окна, да задвинь ставни поплотнее.
Слуга нехотя повиновался. Меж тем вода хлынула в город. В первом часу пополудни все улицы были залиты водой почти в рост человека. Люди искали спасения, кто где мог.
В темноте комнат, взаперти, Андрей Иванович потерял счет времени, что лишний раз напомнило ему о пропаже часов.
Вдруг в окно постучали. Стук был глухой, но сильный. Отворить окно и посмотреть, кто бы это мог быть, не затопив при этом комнат, не представлялось ровным счетом никакой возможности. Стук повторился. Пыжиков в раздражении перешел в другую комнату. Но следовало ему перейти из гостиной в спальню, как стук в окно раздался и там, повторяясь с каждым разом все настойчивее. Андрей Иванович переместился в кабинет, но стук последовал за ним. В столовой, в людской, в кухне – везде повторялось то же самое. Этот звук сводил с ума.
Вернувшись в гостиную, Пыжиков послал слугу послушать, везде ли стук так силен. К его изумлению, вернувшийся вскоре Тихон доложил, что стука нигде нет вовсе, слышен лишь гул воды на улице.
Через секунду в окна начали стучать, на этот раз сильнее. Ставни трещали, раздался звон бьющегося стекла, окно распахнулось настежь. В комнату с шумом хлынул поток воды. Вслед за тем, на волне в гостиную вплыл гроб. Крышка его резко отворилась. Тихон забился в угол, зажмурился и, не переставая, осенял себя крестом. Андрей Иванович, держа в руке канделябр, взгромоздился на стол, не имея ни малейшего представления, что теперь делать.
В гробу сел Петр Сергеевич Чижиков, вытянул вперед правую руку, в которой были зажаты те самые пропавшие золотые часы на цепочке. Пыжиков ахнул:
- Брегет!
- Подавись, жмот! – Чижиков швырнул часы в их хозяина, лег обратно в гроб, захлопнул крышку, и гроб выплыл из комнаты.
Следующим днем вода начала спадать. А еще через день от полиции повсюду появилась повестка с объявлением, кто из обывателей найдет гроб с непогребенным покойником, унесенный со Смоленского кладбища, и представит его, тому дано будет 500 рублей.