Бокор Пушкин

Утром, в половине двенадцатого, пришёл с визитом Манн. Молодой ещё человек, но с измученным лицом и висками, тронутыми преждевременной сединой.

– Александр Сергеевич, умоляю, – сказал гость. – Я слышал от князя Голицына, что вы в некоем роде Spezialist…

– Что у вас за беда? – спросил Пушкин.

Манн рассказал.

Месяц назад он схоронил отца, который был отчаянный игрок и окончил дни в нищете. Сыну он не оставил ничего, тот нынче служил в канцелярии, жил во флигеле на Васильевском. На другую ночь после возвращения с похорон в доме начались жуткие чудеса. В полночь стала приходить ужасная старуха и требовать исполнения давнего карточного долга; с каждым разом её появления становятся всё несноснее. Она изводит его, сводит его с ума…

– Проводите меня в ваш дом, – сказал Пушкин, проникнувшись сочувствием. – Надобно всё увидеть.

– Дом совершенно разгромлен, – сказал Манн, смутившись. – Прислуга сбежала, прибираться некому.

– И ладно. Я хочу увидеть следы.

♦

По дому словно прошла армия Бонапарта: стулья опрокинуты, повсюду разбросаны книги, вещи из гардероба и прочая утварь. И карты – они лежали на полу по всем комнатам, лицом книзу. Пушкин поднял три карты. Это были червонная тройка, семёрка бубен и туз треф.

Сердцу вдруг стало холодно.

– Что с вами? – встревожился Манн. – Вы переменились в лице.

– Ждите меня нынче вечером, в одиннадцать, – сказал Пушкин глухим голосом. – Надо будет приготовиться.

♥

Вернувшись домой, он закрылся в кабинете, велел не беспокоить. Достал тяжёлый, обитый железом сундук, снял замки. Белый мел, чёрные свечи, старый ром в бутылке из тёмного стекла, арабский кинжал…

Он зажёг свечи, налил ром в два стакана. Сделал из одного глоток и заговорил нараспев:

– Papa Legba ouvri baye-a pou mwen.

Pou mwen pase.

Le ma tounen, ma salyie lwa yo!

Как будто сквозняк прошёл в закрытой комнате; пламя свечей задрожало, звякнули стаканы на столе.

– Ойе, Папа Легба, – сказал Пушкин. – Нужен совет…

♣

Манн был бледен, но держался твёрдо. Приготовления заняли почти час. На полу залы, под большим зеркалом Пушкин вычертил веве, к стене напротив поставил два кресла. Сели ждать.

Свечи горели тускло; всё было тихо вокруг.

– Где вы такому научились? – спросил Манн.

– От деда, Осип Абрамыча, – ответил Пушкин неохотно. – Но мало – отец был против…

Часы начали бить полночь.

Дверь, что отражалась в зеркале, – отворилась. Грузная старуха в чепце и белом атласном платье проковыляла до края рамы, переступила через край и оказалась в зале по эту сторону зеркала. Тут она увязла – веве опутали её, не пустили дальше.

– Что это? – вскричала она. – Как?

Манн вскочил, весь дрожа. Пушкин, встав рядом, удержал его на месте.

– А, чёрный маг, – молвила ведьма со злостью. – Я слыхала о тебе. Зачем ты здесь?

– Оставь юношу, – сказал Пушкин. – Не он был тебе должен.

– Бремя предков несут потомки, – отвечала старуха. – Тебе ли не знать…

Пушкин обнажил принесённый кинжал. Ведьма мерзко засмеялась.

– Этим ты мне не навредишь.

Пушкин вынул из кармана карту, даму пик.

– Твоя вольта.

Старуха затряслась, вскинув руки. Пушкин пронзил карту кинжалом, – ведьма вскрикнула и стала таять, как след дыхания на холодном стекле.

– Белый офицер отомстит за меня, чёрный маг… – прошептала она, исчезая.

– Кончено! – сказал Пушкин, пряча кинжал.

– Но о чём она говорила? – спросил Манн. – Кто этот белый офицер?

Пушкин ответил не сразу.

– К вам это не относится, – сказал он наконец. – Живите покойно, но заклинаю вас, не играйте в карты – никогда!

♠

Придя домой, Пушкин взял бумагу и перо, сел писать, пока были свежи впечатления. И кровь бурлила, нипочём не уснуть. Писал всю ночь, пока не рассвело. Вышла повесть, где всё было придумано от начала и до конца.