БОМБА

Вот не с кем поделиться, так что помалкиваю с оглядкой. Дни напролёт дописываю оригинал – продолжение «Евгения Онегина», осовремененный материал «Куда засунуть ваучер». Кому-то надуманной покажется проблема, ерундовой, но, в силу характера и должности, на вызовы быта следует отвечать со всей ответственностью пролетарской.

Да, что ж о других, пора о себе подумать. С лица, глядись в зеркало, не глядись – чистый Пушкин. До восьми вечера, пока не появляется сожительница, с обычным: «А ну!» И начинается другая часть суток. Она подруге сообщает по телефону: «Он собирается в сапоги и выдвигается на службу. Ой, подруга, как я от однообразия устала!»

Между тем, выдвигаюсь, правда. След заметая, ложусь в троллейбус, потом в метро, на крыше предпоследнего вагона еду, затем с толпою пьяных, кого не впустили турникеты, выдвигаюсь на поверхность. Если всё в порядке, на трассу двигаюсь, накрыв голову газетой. В сорока километрах от подъезда базируется девятый наш, десантный полигон, на котором замаскирован склад секретный. Заведую им безупречно, не имея конкурентов, аж с 1945-го. Завидую тем, кто не догадывается даже. Незаметная должность позволяла уцелеть в бесчисленных баталиях. Развал Союза, демократы, отставка тоже не грозила, смерть обминула, – дыши кислородом и не возникай. В моей секретной службе не полагается зарплата, иначе враг вычислит по платёжкам. На прошлой неделе, есть ощущение, америкосы вычислили, жду результата. Так ведь сигналю, пусть телепатически: «крот» в ведомстве завёлся»! Ищите, моё дело сторона. Они ведь думают (тут я поднимаю очи в гору, как всякий раз, начальство поминая неким словом), на месте этом кто-то другой донашивает службу, по определению, я давно не должен. Так что бардак не всем помеха.

Трасса опрометчиво не пустела. Что водителям в столь поздний час неймётся? Закон на запрет телевизоров ещё не написан, как на приёмники в сорок первом; мать не сдала полицаям, потом партизаны слушали Москву… Стоит поднять руку – останавливается первый, даже не спрашивает, куда везти. Меня тут знает каждая собака. Нет, случается новичок причалит, так на этот финт заклинание найдётся: «…иначе конфискую в пользу родины любимой». Работает заклинание безотказно, да и не к спеху: на полигоне, между дневными и ночными стрельбами воцаряется затишье. Прямо к шлагбауму водитель подвёз, нарезал подосиновиков полмешка, на деньги даже не взглянул: «Мне и этого довольно», – добычей потрясая, возвращается за руль.

Как обычно, рядом с часовым околачивается Гитлер, – вечно побирается: дай закурить. Как-то спрашивал его: что заставило изменить привычкам? – «Так не только закуришь! Посмотрел бы на тебя, когда в ящике запрут, в котором хранили двойника». – «Кто хранил?» – «Да пришельцы!.. Ты с Луны свалился или прикидываешься? Земля колонизирована Сириусом, а ты – ни сном ни духом?» – «Что ты хочешь сказать, Адольф? И Адольф ли? Русский откуда знаешь?» – «За семьдесят лет выучил, теперь китайский и санскрит идут, правда, со скрипом. Что касаемо меня, как бы ты поступил на моём месте? Двойник наломал дров, развязал войну… Вот, собираюсь вернуть себе доброе имя. Не брошу курить, пока не верну, клянусь. И твоя бомба, может статься, в этом деле – мой резон».

Адольф прав, имеется в моём подчинении такая бомба. Имя у неё старомодное: «Получи, Берлин, к 9-у мая!» Если кто не в курсе, 8-го капитуляцию подписали, а эта красавица должна была на крышу рейхстага приземлиться. Её уже прикатили на взлётную полосу, механики верёвку долго не могли найти – уж слишком нестандартная махина получилась, прямо из КБ, так ещё и самолёта подходящего пожидали, чтобы поднял… Одним словом, Париж и Варшава не вспотели, в Лондоне уцелели стёкла. Честно если, службу сослужила лучше, чем если бы уронили. С той поры несёт специфическую, мирную нагрузку. Напоминает артиллеристам бравым, что она рядом: промажешь по мишеням – будет всем. Вот чем куётся мастерство повелителей огня, не на пустом месте. «Получи, Берлин» взрастила пятое поколение артиллеристов, которые, случись война, уже ничего не решают. Но исправно, в восемь утра подходит к складу состав железнодорожный, грузят солдатики на платформу один контейнер, другой выгружают. Всё для «друзей» с космическими глазами, как предложение – угадай-ка: привезли или увезли. Но кто лучше знает? Лежит себе на складе, под пластилиновым замком (моё изобретение: повесишь обычный – снимут). «А город подумал – ученья идут». Даже семейные ценности в чём? Не будут рожать, пока не уверены, что не на погибель. Аптекарь знакомый говорит, противозачаточные вышли из моды, всем приспичило, пока мирное небо. Скептики приводят статистику: перед войной больше мальчиков рождается на свет. И что? Под статистику начинать войны? Да я любую статистику выдам на принтер, только до клавиш доберусь…

Под утро, пристраиваясь к тёплой заднице подруги, я вновь готов ответить на обычный вопрос. «Замёрз?» или «Дождь?» Сегодня что-то пошло не так.

– Сон приснился, будто американцы прилетели да бомбили твой склад.

– Надо же. Что дальше?

– Недремлющая служба вычислила, пространство закрутила против часовой стрелки.

– Так оно и было. От брюха оторвались четыре штуки, сам видел, только сразу испарились, будто про них забыли. А ведь где-то ахнет.

– Ладно, отдыхай. Главное – чтобы не по соседнему дому, не то окна придётся стеклить…

Вот, кажется, и всё на сегодня, ей скоро на работу вставать, но разговор получил продолжение:

– Ой, мне ж сегодня рожать!

– Да? Почему я не знаю?

– Ой, а то не видел?

Я приподнялся на локте.

– Напомню, славная моя, я охраняю государственную тайну, некогда глазеть по сторонам! Э… кстати, кто на воплощение собрался, знаешь хоть?

– Конечно, спросила. Гитлер… Ну и пусть, пусть спортивный инвентарь, или, погоди… спортивная лотерея. Где-то слышала. Пусть бу… Что с тобой?

– Ничего, поперхнулся. И это… Наш сын будет курить.

– Зачем же закладываешь такую программу? Папиросная бумага пропитана героином, не знаешь разве?

– Я говорил с ним тоже, привычку он выбрал сам, я не посмел перечить.

– На вседозволенности решил преференции заработать? Ну-ну!

И ни слова больше. От волнения, она забыла и пошла краситься, одеваться. Кто ж станет отговаривать, если человек рвётся на работу, живёт ею? В крайнем, «скорая» и с работы забирает, законам вариант пока не противоречит. Лишь поцелуем дверь закрыл, вернулся к карточным долгам. И снова в зеркале я – Александр Сергеич. Подпольную свою тетрадку на божий вынес свет, под солнце. Ра – лучший из редакторов, всё понимает, в отличие от издательской машины. Итак, на чём остановились? Как Ельцина скинуть… оне с Горбачёвым оборонку положили так, что приходи и бери. Да-с, с рифмой получается не очень, но местами, если совместить 48-ю и 1003-ю строки, 10945-ю и 32-ю, очень даже наблюдаются созвучья. За такое полагаются награды: Озвучиваешь свежую фразу – за окном цветут каштаны вновь, только колючек вместо – груши. Вид из окна всё краше. На пешеходном переходе валяется форма патрульного, жезл рядом. Заразительное поветрие по улицам промчало, по городам и весям; в аэропорту столпотворение, – хлынули из-за границы чемоданы денег…

Я не собирался применить бомбу, только в мыслях порывался, боролся с сомнениями и подбирал день. Опять опередила. Придётся надпись изменить, вместо «Берлина» что-то подходящее начертать, посовременнее чуть-чуть.



Связь с моим небесным куратором наладилась, продолжаю свой беспримерный труд:



«…Ах, мой Евгений! Семейных уз тебе неведом плен!

Могучих крыльев тень всегда мешала приземлиться.

Как плюнуть раз, тебе влюбиться,

Но сколько позади – отравленных и вскрытых вен…»