БЕЗДАРЬЕ ВОЛХВОВ

Может быть, я и сдвинутый, но знаете, я так давно ждал настоящей любви! И когда её обрёл, не мог её потерять, понимаете? Всё для неё, всё! Всё ради неё!

Губы её словно маки. Только мясистые сочные. Красные. Такие алые, не то чтобы кровь… Нет совсем не как кровь. Кровь тёмная, а когда запекается – вообще некрасивая. Как говно – коричневая запёкшаяся кровь.

А её губы… И они такие! Чуть приоткрытый рот – совсем чуточку – только чтобы похрапывать-посвистывать. Но не то чтобы храпеть, как свинья, – о, нет! Как ангел – посвистывать-посапывать. Еле слышно.

Пожалуй, так тихо, что только я своим влюблённым слухом способен различить некий шум. Остальным показалось бы, что этот ангел умер. Умер и сохранился во плоти. Выглядит, как настоящий. Это не мумификация – это чудо!

И все бы влюбились в этого ангела. А как не влюбиться?! Я бы горло перегрыз тому, кто не влюбился! А как так можно? Разве не ангел?! Я бы горло перегрыз тому, кто влюбился! Мой ангел, мой! Отпилил бы чёртову башку тому, кто влюбился, чтоб не воображал себе лишнего! Мой ангел! Мой!

Лежит этот ангел мой на диване: смотрю на неё – любуюсь. Губы прекрасны, но губы – ещё что! Щёчки! Эти мягкие бархатные щёчки, которые так приятно целовать, – они, словно созданы из материала для поцелуев! Как нежный шёлк, и бархат… и снова шёлк, и ещё раз шёлк! Эти веки, за которыми сокрыты такие небесные алмазы – глаза… нет, не алмазы, – сапфиры! Лучшие сапфиры! Чёрные, как антрацит!

Глупости говорю? Глупости вы сами говорите. Вы бы видели её глаза! Они – и алмазы, и сапфиры, и антрацит! Там море любви! И она мне её подарила!

Надбровные дуги, лоб, скулы – словно письмена китайской каллиграфии. Это же только лицо…

О! А тело её – сплошь восхищение! Линии безупречны!

Ёё линии безупречны! Формы… Грудь… Бёдра… Животик, – в котором мир, душа мировая!

Грудь – манны небесной, мёда холмы!

Бёдра – недра богатейшие! – торф, нефть, газ, металл, – огонь в них! Ангел!

Она ангел!

Ножки!

Ножки – линии электропередач, – миллионы машин! – миллионы вольт! – коснись – пройдёт-разорвёт ток!

Я тебе коснусь! Убью! Убью!

Миллионы вольт – убьёт.

Только я могу целовать! Я только!

Безупречны линии, твою мать!

Господи, как же хочется ссать!

Бля, как же поссать охота! Но моя нога – меж её ангельских ножек. Она во сне обняла мою козлиную, как у сатира, волосатую ножищу своими ангельскими сахарными ножками!

После совокупления мы развалились по обе стороны дивана «валетом». И она сжала – сжала так доверчиво, искренне, – мою козлиную ножищу своими хрустальными воздушными ножками, вы можете это понять?!

Я лежал и почти не двигался, чтоб не нарушить покой этого ангела. Негромкая музыка доносилась из динамиков старенького ноутбука. Пиво стояло под рукой. Я дотягивался до пива, пил его, курил и слушал музыку, любуясь… просто сатанея от счастья, что рядом – такой ангел! Мне так хотелось отрезать ей голову! В который раз!

Но вы знаете, я уже год при ней, и так и не отрезал ей голову. Мне кажется, я понял, почему не сделал этого. Потому что – она живой ангел!



Ну а раз так, то как мог бы я вырвать свою грубую ножищу из блаженного захвата её ножек? О, мне совсем не хотелось этого делать!

Но мне надо было выйти в туалет!

И как я должен был поступить?

Я достал пилу из-под дивана (она всегда лежала там, и не спрашивайте, почему, – не знаю, так повелось).

Я не скажу, что сразу приступил, нет… В конце концов, мне было страшно. Это же больно! И я отлично это осознавал. И в полной мере понимал, что даже со всей силой своей фантазии и близко не представляю, насколько будет тяжело это сделать…



Я выдохнул.

Я глубоко вздохнул.

Задышал часто-часто…

И стал пилить свою ногу.

….!!



Это было… Да, больно.

Да! Да, чёрт возьми! Это было адски больно, почти невыносимо!

Я старался пилить так, чтобы не шевелиться, чтобы она не проснулась – мой ангел!

И я почти справился!

В последний момент она проснулась.

И кровь хлестала из меня, словно красное вино из опрокинутой бутылки на исходе праздника.

И она ужаснулась – что же я сделал с собой! Что натворил!

А что я такого сделал? Я не хотел её тревожить… Чёрт бы побрал эти женские сопли, я же ведь себя порезал, а не её! Это, чёрт бы его побрал, мой акт любви!



Она зарыдала.

Закричала.

Ругалась плохими матерными словами, – совсем не как ангел. И раскраснелось, увлажнилось слезами так уродливо, как у обычной бабы, её лицо.

Но я сделал над собой усилие и догнал, что настоящий ангел – это и демон тоже, и возлюбил её ещё больше.

Она плакала. Она пролила много слёз. И алое лицо её опухло так, что уже опять стало прекрасным.

Она сказала, что у меня не козлиные ноги. Она сказала, что у меня прекрасные ноги, и она их любит. И она очень любила ту ногу, которую я отрезал.

Она сказала, что любит меня всем сердцем, потому что я тоже ангел.

И в доказательство своих слов перекусила себе вены.

Прямо так – зубами!

Я сморщился от ужаса и боли за неё, но уже никак не мог ей помочь. Искренность её чувств ко мне быстро разливалась по простыням багровыми пятнами. Сердечный насос неумолимо выталкивал сокровенное мощными потоками из разорванных вен.

Её кровь красиво легла на мою кровь. Любители теста Роршаха смогли бы прочесть любопытную историю настоящей любви в тончайших нюансах. Конечно, когда кровь остынет и засохнет, вид уже будет не очень, но богатство оттенков, – я верю, – сохранится, а в них – каждый шорох, малейшие порывы наших душ – наша история.

Мы лежали на диване «валетом» и истекали любовью друг к другу до последнего. Верные друг другу – навсегда.

Я же говорил, она – ангел.

Когда тьма и холод обступили нас совсем близко, она молвила, что было бы неплохо перепехнуться ещё разок – напоследок. Но мы уже так ослабли, что не могли пошевелиться.